Новый цифровой мир.

«Балканизация» интернета.

Каждая страна мира живет в соответствии со своими законами, культурными нормами и понятиями о приемлемом поведении. После того как в следующем десятилетии миллиарды людей получат доступ в сеть, многие поймут, что обрели независимость идей, речей, общения, благодаря чему им станет тесно в национальных границах. В то же время любое государство, напротив, предпочло бы, чтобы такие пользователи оказались в таком виртуальном мире, где власть зеркально соответствует возможностям контроля в мире физическом. Понятное, хотя и удивительно простодушное желание! Так что каждое государство постарается регулировать интернет и загнать его в собственные рамки. Вообще побуждение спроецировать законы реального мира на виртуальное пространство является универсальным для всех стран – от самых демократических до наиболее авторитарных. Всего, с чем они не могут справиться в реальном мире, они попробуют добиться в мире виртуальном: исключить ненавистные им элементы общественного устройства, да и вообще все, что противоречит их законам, все, что кажется им угрожающим.

С той или иной формой цензуры (известен ее эвфемизм «фильтрация») сталкиваются большинство пользователей интернета, но то, как она работает, во многом зависит от политики государства и его технологической инфраструктуры. Не все, что связано с цензурой (даже не большая часть этого), относится к политике (так, прогрессивные страны методично блокируют довольно незначительное количество сайтов, содержащих детскую порнографию).

В одних странах для доступа в интернет можно использовать несколько точек входа, подконтрольных определенным частным телекоммуникационным компаниям, деятельность которых определенным образом регулируется. В других странах точка входа всего одна – государственный интернет-провайдер, пропускающий через себя весь трафик. В последнем случае организовать фильтрацию сравнительно легко, в первом – сложнее. Многообразие применяемых сегодня в мире систем фильтрации вызвано именно этими различиями в инфраструктуре, а также культурными особенностями и целями регулирующих ведомств.

В большинстве стран фильтрация организована на уровне интернет-провайдеров. Обычно правительства ограничивают трафик через маршрутизаторы, соединяющие страну с остальным миром, и через DNS-серверы (серверы системы доменных имен). Это позволяет им или полностью блокировать сайт (YоuТubе в Иране), или обрабатывать сетевой контент при помощи технологии фильтрации сетевых пакетов по их содержанию (Dеер Раскеt Insресtiоn, DРI). Технология DРI реализована на базе специального программного обеспечения, позволяющего маршрутизатору «заглядывать» в пакеты данных и, кроме прочего, проверять их на наличие запрещенных слов (еще встречается использование программ анализа настроения, отслеживающих, например, негативные высказывания о политиках), после чего при необходимости блокировать пакеты. Ни один из методов не имеет полноценной «защиты от дурака»: блокированные сайты можно посетить, используя обходные пути вроде прокси-серверов (они обманывают маршрутизаторы) или безопасные протоколы шифрования httрs (позволяют организовывать закрытый канал связи через интернет, который, по крайней мере в теории, недоступен никому, кроме вашего компьютера и сайта, на который вы заходите). Кроме того, DРI редко удается выловить все случаи появления запрещенного контента. Наиболее продвинутые с точки зрения цензуры страны инвестируют огромные ресурсы в создание таких систем, а затем вводят серьезные наказания для тех, кто пытается их обходить.

Когда специалисты в области информационных технологий стали замечать, что отдельные государства пытаются регулировать виртуальное пространство и влиять на него, то заговорили о «балканизации» интернета: из-за фильтрации на национальном уровне и прочих ограничений некогда «глобальный» интернет постепенно трансформируется в связанную совокупность национальных сетей (рекомендуем прочитать на эту тему книгу Джека Голдсмита и Тима Ву Whо Соntrоls thе Intеrnеt – «Кто контролирует интернет»). В результате этого всемирная паутина распадется на фрагменты и секторы: появится «русский интернет», «американский интернет» и так далее, которые будут сосуществовать и иногда пересекаться, но останутся изолированными в существенных аспектах. И каждый из них будет иметь уникальные национальные черты. В основном информационные потоки ограничатся рамками страны, не выходя за ее пределы, по причине фильтрации, языковых барьеров или просто предпочтений пользователей. (Есть данные, что большинство пользователей в виртуальном мире, как правило, не покидают свою культурную среду, и не столько из-за цензуры, сколько в силу привычного языка, общих интересов и удобства. Кроме того, в этом случае интернет работает быстрее, ведь сетевое кэширование, или временное хранение контента в местных дата-центрах, позволяет значительно повысить скорость доступа пользователей.) Вначале этот процесс будет едва заметным, но затем углубится и в конечном счете полностью изменит интернет[22].

Уже начался первый этап этого процесса – агрессивная и явная фильтрация трафика. Вероятность реализации того или иного варианта описанного выше сценария очень высока, а вот какого именно, во многом определится тем, что будет происходить в следующие десять лет с недавно получившими доступ к интернету странами; тем, какой путь они выберут, на кого станут равняться, с кем сотрудничать, какими принципами руководствоваться. Чтобы наметить возможные варианты, рассмотрим применяемые сегодня подходы к фильтрации. Мы выделили как минимум три модели: агрессивную, умеренную и приемлемую (с политической и культурной точек зрения).

Начнем с агрессивной: активнее и энергичнее всех в мире фильтрацией трафика занимается Китай. Китайским правительством заблокированы целые платформы, невероятно популярные в мире: Fасеbоок, Тumblr, Тwittеr. В виртуальном публичном пространстве страны отсутствуют некоторые понятия, например «Фалуньгун» (это название запрещенной религиозной группы, ассоциирующейся с одним из флангов оппозиции), ставшие жертвой официальных цензоров или самоцензуры. В китайском интернете вам не найти упоминаний политически острых тем вроде протестов на площади Тяньаньмэнь, объективной информации о властях страны, о движении за освобождение Тибета и далай-ламе – ничего, что касалось бы прав человека, политических реформ или вопросов суверенитета. Когда речь заходит об этом, жертвой цензуры становятся даже самые известные западные СМИ. В июне 2012 года были блокированы Вlооmbеrg Nеws, причем как на китайском, так и на английском языках, после публикации репортажа об огромном состоянии семьи тогдашнего вице-президента (и нынешнего президента) страны Си Цзиньпина. Спустя четыре месяца подобная участь постигла газету Nеw Yоrк Тimеs, на сайте которой была размещена аналогичная история о тогдашнем премьере Вэнь Цзябао. Неудивительно, что информация о способах обхода цензуры также блокируется. О том, как четко и тщательно могут работать ведомства, отвечающие за цензуру в Китае, мы узнали в 2011 году, когда после неоднозначного визита в Пекин Эрика, председателя совета директоров Gооglе, из китайского интернета были удалены все упоминания о его поездке, хотя в остальных сегментах сети ее описание журналистами по-прежнему можно было найти.

Для среднего китайского пользователя работа цензуры выглядит «бесшовной»: ему может показаться, что некоторых идей или событий вообще никогда не существовало. Усугубляет дело использование китайским правительством упреждающей тактики: по одной из оценок, сделанных в 2010 году, на службе у властей находится почти 300 тысяч «онлайн-комментаторов», пишущих хвалебные посты о своих начальниках, правительстве и Коммунистической партии. (Такая деятельность – ее часто называют «астротурфингом», – то есть создание видимости общественной поддержки, довольно популярна в мире и используется рекламными агентствами, а также в ходе пиар– и избирательных кампаний.).

Власти Китая ничуть не стесняются защищать свою жесткую позицию в отношении цензуры. В выпущенном в 2010 году официальном правительственном докладе интернет назван «кристаллизованной мудростью человечества», однако там же отмечено, что китайские «законы и нормы регулирования явным образом запрещают распространение информации, направленной на низвержение государственного строя, подрыв национального единства или посягательство на честь или интересы страны». «Великая китайская межсетевая стена», как уже называют набор инструментов, использующихся государством для блокировки трафика, ни много ни мало стоит на страже китайской государственности: «На территории Китая интернет находится под китайской суверенной юрисдикцией. Следует уважать и защищать интернет-суверенитет Китая». Такой беззастенчивый и безжалостный подход к цензуре, естественно, привлекателен и для других стран, властям которых свойственны авторитарные черты, а также для стран с очень однородным населением (на эмоциональном уровне опасающимся информации извне).

Пример умеренной интернет-фильтрации являет Турция, которая использует гораздо более мягкий подход, чем Китай, и даже как-то реагирует на выдвигаемые обществом требования свободы интернета, тем не менее шизофренически продолжая свою политику цензурирования. У турецких властей непростые отношения с сетью: мягче, чем у правительств многих соседних стран, но все же намного жестче, чем у их европейских союзников. В Турции невозможно получить нефильтруемое подключение к интернету, что сильно отличает ее от западных стран. Более двух лет турецкое правительство блокировало работу YоuТubе после того, как компания отказалась удалить видеоролик, названный властями страны клеветническим по отношению к ее основателю Мустафе Кемалю Ататюрку. (В соответствии с требованиями закона 1951 года, в котором публичные нападки на Ататюрка признаются уголовным преступлением, YоuТubе согласилась блокировать показ видеоролика для турецкой аудитории, но правительство настаивало, чтобы он был удален и с глобальной платформы.) Тот запрет был очень заметным, а вот последующие шаги цензуры оказались не столь явными: сегодня в Турции блокируются около восьми тысяч сайтов, причем без какого-либо уведомления или подтверждения со стороны властей.

Умеренная модель фильтрации используется правительствами, пытающимися сохранить баланс между противоречивыми убеждениями, нормами поведения и тревогами жителей страны. Но, вставая на этот путь, власти сами рискуют превратиться во врагов, если будут действовать опрометчиво или если их манипуляции станут известны общественности.

Нельзя сказать, что власти Турции не реагируют на критику своей новой системы. Когда одна из турецких газет сообщила, что образовательные сайты, рассказывающие о научной эволюции, блокируются, а публикации одного из известных в стране сторонников божественного происхождения человека – нет, блокировка была немедленно снята. Однако новая политика совсем или почти совсем непрозрачна в вопросе о том, какой контент подвергается цензуре, в результате чего правительство вынуждено реагировать лишь после того, как о подобных несоответствиях становится известно всем. Таким образом, умеренная модель фильтрации интернет-трафика сочетает в себе умение властей избежать подотчетности с готовностью делать конструктивные шаги под давлением общественности. Этот подход привлекателен для стран с крепнущим гражданским обществом и сильными государственными институтами или тех стран, где у правительства недостаточно широкая поддержка, но достаточно полномочий, чтобы можно было принимать такие решения.

Третий подход, а именно фильтрация, приемлемая с политической и культурной точек зрения, применяется в таких непохожих друг на друга странах, как Южная Корея, Германия и Малайзия. В этом случае фильтры используются ограниченно и избирательно, причем в отношении совершенно конкретного контента, основаны на законе, не пытаются замаскировать цензуру, за ними нет какой-то иной скрытой мотивации. Кто-то, может, и недоволен политикой фильтрации, но большая часть населения принимает ее, считая полезной с точки зрения общественной безопасности и благополучия всех граждан. Например, в Южной Корее закон «О национальной безопасности» явно называет уголовным преступлением публичное выражение поддержки Северной Кореи как в реальном мире, так и в виртуальном пространстве. Контент, связанный с северным соседом, регулярно фильтруется южнокорейским правительством: сообщается, что в 2010 году были заблокированы около сорока сайтов, связанных с северокорейским режимом или поддерживающих его, закрыт десяток аккаунтов сторонников Пхеньяна в социальных сетях (Fасеbоок и Тwittеr), администраторов различных сайтов принудили удалить более сорока тысяч просеверокорейских постов.

В Германии в соответствии с законодательством запрещены разжигание ненависти, отрицание Холокоста и неонацистская риторика, соответственно, на территории страны блокируются все сайты, где выражаются такие взгляды.

Малайзия, несмотря на обещание никогда не подвергать интернет цензуре, к тому же закрепленное на законодательном уровне – в законе «О гарантиях», в 2011 году внезапно заблокировала доступ к файлообменным сайтам, таким как Меgаuрlоаd и Рirаtе Вау, заявив, что они нарушают закон «Об авторском праве» 1987 года. В заявлении Малайзийской комиссии по телекоммуникациям и мультимедиа говорилось: «Требование соблюдения законов не может считаться цензурой». Несмотря на протест многих малайзийцев, такая блокировка сайтов остается политически и юридически приемлемой.

Хочется надеяться, что последний описанный подход станет нормой для всех стран мира, но это кажется маловероятным: настолько прозрачными и сдержанными могут быть лишь страны с хорошо информированным и вовлеченным в политическую жизнь населением. А поскольку большинство правительств принимают такие решения до того, как все граждане получат доступ в сеть, у них не будет стимулов продвигать идею свободного и открытого интернета, что привело бы к созданию в стране «политически приемлемой модели» фильтрации контента.