Новый цифровой мир.

Автоматическое оружие.

Будущие участники конфликта, переходящего в стадию военных действий, столкнутся с тем, что поле битвы будет совершенно не похоже на то, что было в прошлом. Появление виртуального фронта не означает, что исчезает потребность в сложных видах вооружения и солдатах, действующих в реальном мире, и не умаляет роли человека. Если армия хочет вызывать симпатии своего населения, то ее командованию придется учитывать существование этих двух миров (и свою ответственность в обоих), иначе оно столкнется с тем, что, несмотря на новые технологии, которые превращают военнослужащих в совершенные машины убийства, общество относится к ним со все большей неприязнью.

Появление современного автоматического оружия благодаря достижениям в таких областях, как робототехника, искусственный интеллект и беспилотные летательные аппараты (БПЛА), представляет собой самый значительный сдвиг в технологии ведения войны с момента изобретения огнестрельного оружия. Или, как заметил военный историк Питер Сингер в своей прекрасной книге «Война с дистанционным управлением»[44], мы оказались в точке сингулярности (так в научном мире называют «состояние, в котором все меняется настолько радикально, что старые законы перестают действовать, поэтому мы не можем спрогнозировать происходящее там»). Как и в других случаях сдвига парадигмы в истории (микробная теория, изобретение книгопечатного пресса, теория относительности Эйнштейна), почти невозможно предсказать точно, как окончательный переход к полностью автоматическому оружию изменит ход человеческой истории. Все, что в наших силах, – это изучить имеющиеся сегодня подсказки, представить мышление людей на передовой и попытаться сделать какие-то выводы.

Идея интеграции информационных и военных технологий не нова: исследовательское подразделение Пентагона DАRРА было создано еще в 1958 году в ответ на запуск первого в мире советского искусственного спутника Земли[45]. Настрой правительства США – ни в коем случае не дать застать себя врасплох еще раз – был столь решителен, что миссия DАRРА определялась буквально так: «поддерживать технологическое превосходство вооруженных сил США и не допустить того, чтобы технологические новшества могли нанести ущерб национальной безопасности». После этого США стали мировым лидером в использовании передовых военных технологий, начиная от «умных» бомб и заканчивая беспилотными летательными аппаратами и роботами-саперами, предназначенными для обезвреживания взрывных устройств. Но Соединенные Штаты могут потерять свое преимущество. Поговорим об этом позже.

Легко понять, почему правительства и военные любят роботов и вообще автоматическое оружие: роботы не устают, не чувствуют страха, не испытывают эмоций, имеют сверхчеловеческие возможности и безукоризненно выполняют приказы. Как отмечает Сингер, они уникально подходят для выполнения скучной, грязной и опасной работы. Тактические преимущества военных роботов ограничиваются лишь возможностями их производителей. Сегодняшние роботы не боятся пуль, имеют ультрасовременное вооружение, умеют распознавать и обезоруживать цели и несут на себе огромную нагрузку в суровых условиях жары, холода и отсутствия видимости. У военных роботов выносливость выше, а реакция быстрее, чем у любого солдата, и политики с гораздо большей готовностью пошлют в бой их, чем людей. Большинство из нас согласится с тем, что участие роботов в военных операциях на земле, на море или в воздухе в конечном счете приведет к меньшим человеческим жертвам как среди военных, так и среди мирного населения и меньшему материальному ущербу.

В ходе американских военных операций уже используется множество различных роботов. Больше десяти лет назад, в 2002 году, компания iRоbоt, которая изобрела робот-пылесос Rооmbа, представила робота-сапера РаскВоt – машину весом 21 килограмм, на гусеницах, как у танка, с видеокамерами и некоторой автономной функциональностью. Этого робота военные могли использовать для обнаружения мин, признаков химического или бактериологического заражения и самодельных взрывных устройств (СВУ), заложенных на обочинах дорог и в других местах[46]. Еще один производитель роботов, компания Fоstеr-Мillеr, выпускает конкурента РаскВоt под названием ТАLОN, а также первый вооруженный робот для использования в бою SWОRDS, или «специальную боевую систему наблюдения и разведки». Еще существуют беспилотные летательные аппараты. Помимо широко известных БПЛА Рrеdаtоr в армии США используется как его уменьшенные (Rаvеn, который запускается с рук и используется для воздушной разведки), так и более крупные версии (Rеареr, который летает выше и быстрее, чем Рrеdаtоr, а также несет большую нагрузку). Из попавшего в редакцию журнала Wirеd и опубликованного в его блоге секретного документа Конгресса США следует, что в 2012 году на долю БПЛА приходился 31 % всех военных самолетов (для сравнения: в 2005 году они составляли всего 5 %).

Мы разговаривали со многими бывшими и действующими военнослужащими сил специального назначения, чтобы узнать их мнение о том, какое влияние окажет в следующие десятилетия на военные операции развитие роботостроения. По словам Гарри Уинго, сотрудника Gооglе, в прошлом бойца отряда «морских котиков», компьютеры и «боты» полезно использовать для наблюдения, а боевые роботы хороши для того, чтобы занять опорную точку, преодолевая участок под огнем противника, или при зачистке здания. Он считает, что в следующем десятилетии на долю роботов будет приходиться больше операций с использованием огнестрельного оружия, «включая зачистку помещений, когда на прицеливание есть считаные доли секунды». Поначалу роботами будут управлять солдаты из укрытия, но в конце концов, уверен Уинго, «они смогут самостоятельно обнаруживать и уничтожать цель». В армии США вооруженные роботы SWОRDS, способные в полуавтоматическом режиме распознавать противника и стрелять в него, применяются с 2007 года, хотя считается, что в реальном бою их пока не используют.

Но от солдат-людей в армии не откажутся, ведь полностью автоматизировать все их функции пока не удается. Ни один из существующих сегодня роботов не может действовать совершенно автономно, то есть обходиться без команд человека. Кроме того, в бою бывает необходимо оценивать ситуацию и принимать решение, опираясь на интуицию, чего роботы не смогут делать еще много лет (мы поговорим об этом позже). О том, какие технические устройства дополнят живых солдат и как будут выглядеть боевые подразделения, мы спросили бывшего бойца отряда «морских котиков», который, как выяснилось, принимал участие в операции по захвату убежища Усамы бен Ладена в мае 2011 года. Во-первых, он считает, что военнослужащих экипируют современными и безопасными планшетными компьютерами, которые позволяют получать информацию с камер БПЛА, загружать данные разведки и видеть передвижение других подразделений. У этих устройств будут уникальные, постоянно обновляющиеся карты, которые подробно описывают местность и содержат сведения об исторической значимости улиц и зданий, о владельцах домов, о передвижениях людей в помещениях, зафиксированных беспилотными разведчиками при помощи инфракрасных лучей, чтобы солдаты лучше понимали, где находится их цель и чего нужно опасаться.

Во-вторых, изменятся обмундирование и снаряжение военнослужащих. Униформа будет производиться с применением тактильных технологий, что позволит получать сигналы в виде легкого сжатия или вибрации в определенном месте. (Предположим, сжатие левой икры может означать то, что подлетает вертолет.) Шлемы смогут обеспечивать лучший обзор. Встроенная в них система коммуникаций позволит командирам видеть то же, что и солдаты, и управлять их действиями с «заднего сиденья», то есть дистанционно, с базы. Система камуфляжа позволит менять цвет, текстуру, узор и даже запах униформы. А сама униформа станет «звучащей» и сможет маскировать передвижение солдата, например издавать какие-то природные звуки, скрывающие шум шагов. Использование легких и долговечных источников питания обеспечит надежность устройств: они не подведут в критический момент, не будут зависеть ни от перепадов температуры, ни от подзарядки. Кроме того, у солдат появится возможность уничтожить на расстоянии все свои технические устройства в случае их захвата врагом, чтобы не допустить утечки важной информации.

Конечно же, потребуется недоступный в гражданских технологиях высочайший уровень кибербезопасности, который позволит наладить мгновенную передачу данных и их надежную электронную защиту. Ведь если не обеспечить безопасность, никакие из перечисленных новшеств не будут стоить огромных затрат, необходимых на их разработку и внедрение.

К сожалению, создание новых видов оборудования станут тормозить подрядчики Пентагона. В США компании военно-промышленного комплекса уже работают над некоторыми из описанных инициатив. Под руководством DАRРА ими созданы уже принятые на вооружение роботы. Однако по своей природе ВПК плохо приспособлен для инноваций. Часто из-за бюрократических процедур, свойственных подрядчикам и самому министерству обороны, глохнут даже инициативы DАRРА, хотя финансируется агентство относительно щедро. Инновационный бум, характерный для американского сектора высоких технологий, отсекается от армии нелогичной и устаревшей системой закупок, в результате чего страна упускает большие возможности. Без реформ, которые позволят военным агентствам и подрядчикам вести себя скорее как небольшие компании и стартапы (с их маневренностью и способностью принимать быстрые решения), неминуемое снижение военных расходов приведет не к эволюции, а скорее к укоренению существующей системы.

Военным хорошо знакома эта проблема. По словам Сингера, «как им вырваться из оков этой неработающей системы – стратегический вопрос для них». Крупные оборонные проекты застревают на стадии прототипа, на них не хватает времени и денег, в то время как коммерческие технологии и продукты придумывают, создают и выводят на рынок в рекордно короткие сроки. Работа над проектом объединенной тактической системы радиосвязи, которая должна была стать для армии новой сетью коммуникаций – аналогом интернета, началась еще в 1997 году; в сентябре 2012 года самостоятельный проект был закрыт, а функции заказчика подобных работ переданы структуре под названием «Объединенный тактический центр связи». К этому моменту затраты на него составили миллиарды долларов, тем не менее он до сих пор не готов к использованию в боевой обстановке. «Такого рода вещи недопустимы», – говорит Сингер.

Одним из выходов для военного ведомства и его подрядчиков могло бы стать использование коммерческих готовых продуктов, то есть покупка уже имеющихся на рынке технологий и устройств вместо разработки их «с нуля». Однако интеграция созданных внешними производителями продуктов – дело непростое, возможны длительные задержки хотя бы из-за необходимости выполнять специфические армейские требования (к надежности, удобству использования и безопасности). По словам Сингера, бюрократическая и неэффективная система подписания контрактов на закупки для нужд армии вынуждает находить поистине гениальные способы обойти препоны и получить результат. Иногда приходится покупать то, в чем возникает срочная нужда, за пределами стандартного процесса закупок, принятого в Пентагоне. Так, после начала эпидемии самодельных взрывных устройств в Ираке удалось быстро доставить на фронт защищенные от подрыва и атак из засад бронеавтомобили класса МRАР. Кроме того, военнослужащие часто адаптируют для своих нужд и успешно используют коммерческие продукты.

Даже руководители военного ведомства признают преимущества, которые приносят эти изобретения. «В каком-то смысле армии помог спрос, сформированный на полях сражений в Ираке и Афганистане, – объясняет Сингер. – В Афганистане пилоты штурмовых вертолетов морской пехоты перед вылетом закрепляли iРаd у себя на коленях и использовали его карты вместо встроенной системы навигации»[47]. И добавляет, что военных беспокоит возможный спад в применении инновационных обходных путей после того, как уменьшится прессинг военных действий. Остается только надеяться, что что-то изменится и инновации смогут пробиться через злосчастную систему военных закупок.