Новый цифровой мир.

* * *

В ходе «балканизации» интернета сотрудничать будут готовы не все страны, однако конечный результат окажется одинаковым: мешанина национальных интернетов и виртуальных границ. Уже сложилась тенденция формирования глобальных платформ вроде Fасеbоок и Gооglе, и это означает, что технологии, скорее всего, станут распространяться и дальше, соответственно, в распоряжении людей окажутся инженерные средства для создания собственных онлайн-структур. Без государственного регулирования, замедляющего инновации, развитие этой тенденции пойдет очень быстро. Вначале определить, что находишься в интернете другой страны, окажется практически невозможным, поскольку выглядеть сеть будет везде одинаково, как и сейчас. Пока страны работают над закреплением своей автономии в виртуальном мире, большинство пользователей практически не заметят перемен.

Однако такой гомеостаз не продлится долго. То, что начиналось как всемирная паутина, начнет походить на сам мир, разделенный на части и наполненный взаимоисключающими интересами. В интернете появится необходимость получения некоего аналога виз. Сделать это можно будет быстро, в электронном виде: механизм, обеспечивающий передачу информации в обоих направлениях, запустится после того, как пользователь, желающий попасть в интернет той или иной страны, зарегистрируется и согласится с определенными условиями. Если Китай решит, что для доступа в китайский интернет всем иностранцам нужна виза, резко ослабнут человеческие связи, станет труднее заниматься международным бизнесом и проводить аналитические исследования. А если добавить к этому внутренние ограничения, в ХХI веке возникнет аналог известной в семнадцатом столетии японской доктрины сакоку («закрытой страны»), направленной на практически полную изоляцию страны.

Некоторые страны захотят ввести визовые требования и в качестве средства мониторинга иностранных посетителей, и для получения дохода: при пересечении виртуальной границы государства будет автоматически списываться небольшая сумма, а за нарушение условий выданной визы в результате определенных действий пользователя (что можно отследить при помощи куки-файлов и иных средств) – взиматься штраф. Виртуальные визы могут появиться в качестве реакции на кибератаки, и, если ваш IР-адрес относится к стране, включенной в черные списки, вы столкнетесь с более тщательной проверкой и более пристальным мониторингом.

А некоторые страны решат сделать красивый жест и откажутся от требования визы, чтобы продемонстрировать свою открытость и побудить другие государства последовать своему примеру. В 2010 году первой страной в мире, на законодательном уровне установившей сетевой нейтралитет, стала Чили. Сегодня почти половина 17-миллионного населения Чили имеет доступ к интернету, государство продолжает совершенствовать технологическую инфраструктуру, и нет никаких сомнений, что подобные публичные жесты побудят и других поддержать дальновидную чилийскую политику в области коммуникаций. Власти стран, население которых только-только начинает выходить в сеть, теперь смогут оценить модель, выбранную Чили, и сравнить ее с иными подходами. В конечном счете возможно подписание соглашений о безвизовом обмене информацией с другими странами, что позволит выстраивать торговые отношения в области интернет-торговли и иных онлайн-платформ. Это был бы действующий в виртуальном пространстве аналог Шенгенского соглашения о безвизовом перемещении по Европе.

Если это случится, то появятся и первые политические интернет-беженцы. Скажем, диссидент, не чувствующий себя свободным в условиях авторитарного регулирования виртуального пространства и не имеющий доступа к иностранным сетям, может решиться на то, чтобы попросить политического убежища в другой стране и обрести виртуальную свободу в рамках ее интернета. А еще может возникнуть возможность получить виртуальное политическое убежище: в этом случае принимающая страна предоставляет диссиденту набор сложных прокси-средств и инструментов обхода цензуры, позволяющих ему связываться с внешним миром. Предоставление виртуального политического убежища может быть первым шагом на пути к «физическому», показателем доверия к кандидату без обязательств по отношению к нему. Оно может также служить аналогом испытательного срока на то время, пока суд будет принимать решение о предоставлении «физического» политического убежища.

Но такой инструмент, как виртуальное политическое убежище, не будет работать в случае развития событий по самому жесткому сценарию – создания альтернативной системы доменных имен (DNS) или агрессивного и повсеместного вмешательства властей в работу аппаратных и программных средств пользователей с целью реализации государственных интересов. Сегодня в интернете, каким мы его знаем, DNS используются для того, чтобы связывать компьютеры и прочие устройства с соответствующими источниками данных путем преобразования IР-адресов (набора цифр) в названия сайтов, и наоборот. Надежность интернета основана на том, что все компьютеры и компьютерные сети используют одни и те же домены верхнего уровня (за их перечень отвечает интернет-корпорация по присвоению имен и адресов – IСАNN), названия которых появляются в качестве суффиксов веб-адресов: еdu, соm, nеt и другие.

Существуют и альтернативные домены верхнего уровня, действующие параллельно с интернетом, но не связанные с ним. Большинство специалистов в области информационных технологий убеждены, что использование альтернативных DNS противоречит тому, чем является интернет и ради чего он создавался, в частности свободному распространению информации. Пока альтернативную систему доменных имен не разработало ни одно правительство мира[23], но, если это кому-то удастся, население будет фактически отключено от глобального интернета и окажется замкнутым в рамках закрытой национальной сети. С технической точки зрения это означает создание подцензурного шлюза между страной и остальным миром, причем обмен данными с внешними пользователями, например в государственных интересах, будет включаться только в ручном режиме.

Для населения такой страны окажутся абсолютно бесполезными все популярные прокси-средства вроде VРN или Тоr, поскольку им не с чем будет соединиться. Это явится наиболее радикальной версией известной среди специалистов модели «огороженный сад». В интернете так называется среда, в которой доступ пользователя к онлайн-информации и услугам ограничен. (Это не связано исключительно с цензурой, но имеет глубокие корни в истории интернета: с модели «огороженный сад» начинали свою работу такие интернет-гиганты своего времени, как АОL и СоmрuSеrvе.) Чтобы добиться полного отсоединения от внешнего мира, правительству останется лишь настроить маршрутизаторы так, чтобы они не выдавали IР-адреса сайтов (в отличие от DNS, IР-адреса, неразрывно связанных с самими сайтами), в результате чего они окажутся словно на далеком, практически недоступном острове. Какой бы контент ни существовал в такой национальной сети, он будет циркулировать лишь в ее рамках, запертый в замкнутом пространстве, как плавающие пузыри в экранной заставке, а любые попытки связаться извне с пользователем такой сети наткнутся на стену. Одно движение рубильника – и из интернета исчезает целая страна.

Это не паранойя, как может показаться. Еще в 2011 году появилась первая информация о том, что иранское правительство приступило к созданию «халяльного интернета», а спустя год стало понятно, что его запуск неотвратимо приближается. В декабре 2012 года представители властей объявили о начале работы сервиса Меhr – версии YоuТubе, содержащего «одобренные государством видеоролики», что стало еще одним подтверждением серьезного отношения режима к этому проекту. Его подробности по-прежнему неизвестны, но, по словам официальных лиц Ирана, на первом этапе национальный «чистый» интернет будет сосуществовать с его глобальной версией (также подвергаемой жесткой цензуре), а затем полностью заменит ее. В результате все «халяльные» сайты окажутся привязанными к определенному блоку IР-адресов, что позволит очень просто отфильтровывать площадки, не входящие в этот блок. Источником контента для национального интранета станут государственные и аффилированные с правительством организации, которые будут или брать его из глобального интернета с последующей очисткой, или создавать самостоятельно. Вся деятельность в сети попадет под пристальное внимание специальных государственных ведомств по контролю за компьютерной инфраструктурой и программным обеспечением (этому иранское правительство придает очень большое значение, судя по введенному в 2012 году запрету на иностранное противовирусное ПО). Глава министерства экономики Ирана в интервью государственному агентству новостей выразил надежду, что халяльный интернет со временем заменит глобальный и в других мусульманских странах (или как минимум тех, чье население говорит на фарси). Нечто подобное обещал построить и Пакистан.

Вполне возможно, что угроза Ирана не более чем мистификация. Как именно власти этой страны собираются реализовать задуманное, неясно – ни с технической, ни с политической точки зрения. Удастся ли им избежать гнева заметной части жителей, уже имеющих доступ к интернету? Некоторые наблюдатели уверены, что полностью отключить Иран от глобального интернета не получится, ведь экономика страны очень сильно зависит от внешних связей. Другие считают, что, даже если иранским властям и не удастся создать альтернативную систему доменов верхнего уровня, Иран станет пионером в использовании модели двухуровневого интернета, которую захотят внедрить и другие страны с репрессивными режимами. Каким бы путем ни пошел Иран, если его проект увенчается успехом, халяльный интернет перехватит у Великой китайской межсетевой стены первенство в качестве самой экстремальной версии информационной цензуры в истории. Интернет, который мы знаем, изменится навсегда.